Я никогда толком не верила в бога. Мне кажется, в бога верят две категории людей - либо очень глупые, либо очень умные. Я же занимаю какую-то промежуточную позицию, кроме того, мой мозг работает на чисто эмпирическом уровне - что он не может познать через чувственные ощущения, ну, на худой конец, убедительно вывести из каких-либо неопровержимых фактов - всё, то он блокирует. Возможно, причина еще в том, что я выросла в абсолютно светской среде, мне никто никогда ничего не навязывал, никаких понятий о Творце, грехе, никто не учил молиться. Вполне языческое желание обрести могущественного и доброго покровителя, у которого, к тому же, парой обещаний можно добиться для себя весьма значительных преференций (помню, как изумилась, когда подружка сказала: "Попроси, он все дает" появилось у меня само, потом, когда подросла. Познакомившись с евангельскими сюжетами, я то верила, то не верила. В 12 не верила совсем, высмеивала и опровергала воскресение, выдвигая гипотезы того, как мог "воскреснуть" Иисус, в 13 уже верила, знала много молитв наизусть - тоже по чисто языческим мотивам: когда-то что-то удачно совпало, и маленький дикарь решил, что это добрая воля духов ему помогает. В 15 я читала "КАмо грядеши" и уже сами евангельские тексты, теперь меня занимала больше этическая сторона вопроса, идея всепрощения, абсолютного добра, истины и т.д. В 17 Ветхий завет я уже читала как историко-приключенский роман с элементами хроники, потом интерес угас, и последней вспышкой была неожиданная любовь к иудейскому племени уже в универе и попытка выпендриться с дипломом, темой которого был избран как раз Ветхий Завет, .Пятикнижие - как исторический источник. Нда, выпендрится не удалось.
Так вот - верят либо от небольшого ума, либо от очень большого, то есть, я не удивлена, что, например, Бердяев, Кант и Гегель верили, по-разному, правда, но не суть. Они слишком много думали, и извороты их разума повлекли их в такие вот экзистенциальные глубины. Кроме того, я нисколько не склонна к мистицизму, не верю в пророчества, откровения, прозрения - все нелогичное и неясное мой приземленный мозг сразу отметает. Экзальтация, полет в высшие миры, единения с неким невидимым нечто - для меня это симптомы для визита к психиатру, не иначе. И потому для меня сегодняшний праздник - 6 (19) августа, Преображение Господне - никакой роли не играет. Но он послужил лейтмотивом и символом моего любимейшего стихотворения, о котором я уже не раз упоминала, моем чуть ли не alter ego - пастернаковском "Августе"
С лета 2003 г. я, по примеру Ники, вела и веду дневник. Краткие ежедневные записи, раньше, когда мне было меньше лет, я больше читала, была более любознательна, более направлена вовне. Новости, новости, я поглощала их мегабайтами, все запоминала, все записывала - эпоху старалась отобразить. Потом записи стали более личными, такими же краткими, но почти сугубо личными. Но благодаря им года, дни, события запоминаются гораздо ярче. И вот приблизительно летом 2003 г.я впервые взяла в руки книгу "Доктор Живаго". РазумеетсЯ, я о ней слышала. Она мне не понравилась. Совершенно. Показалась скучной, надуманной,чересчур искусственной, вычурной и тяжелой для чтения. Мне не понравился язык, манера изложения. ВСё это было совершенно не мое. Книгу я кое-как прочитала-пролистала. Стихи в конце едва проглядела - мне хватило "Марта", лошади с трепыхающейся селезенкой и оврага, который бушует, "одурев". Всё. Этого тоже было достаточно. Я не люблю просторечия, грубости и примитивизма в стихах.
Зимой 2004 г. я вновь взялась за "Доктора Живаго". И снова прочитала его серединка на половинку. Я и сейчас не очень люблю этот роман, хотя считаю безусловно талантливым, выдающимся,великим произведением. Но теперь, в феврале 2004, появилось нечто другое - стихи. Мы учили в школе "ГАмлета", но "Гамлет" мне никогда не нравился. Все началось с "Осени" - ну, того самого, знаменитого "Я дал разъехаться домашним". Я ни черта в нем не поняла. Да я в смысл стиха после первого и даже после десятого прочтения никогда особенно не вникала. Главное - внутренняя гармония. Они звучали, лились и пели на одной ноте, одно слово цеплялось за другое, составляя вместе кристалл удивительной правильности и чистоты. А за этим стихотворением были другие, и был, наконец, он - Август. Да, он о жизни, о смерти, о том, что остается и есть вечного, а что бренно в нашей жизни, он про самого поэта, про его друзей, веру, жизнь и любовь (Прощайте, годы безвременщины" Простимся, бездне унижений бросающая вызов женщина. Я - поле твоего сраженья" - я тогда совершенно не понимала, что это, какие годы безвременщины, и женщина была для меня просто образом, а не белокурой Оленькой Ивинской, которая была с ним несмотря ни на что). Для меня были только слова и то, что они рождали, наваливаясь разом, взахлеб - силу, мощь, свет, краски., звуки, красоту, совершенство - всё это банальные слова! Не умею выразить. Просто будем наслаждаться
Так вот - верят либо от небольшого ума, либо от очень большого, то есть, я не удивлена, что, например, Бердяев, Кант и Гегель верили, по-разному, правда, но не суть. Они слишком много думали, и извороты их разума повлекли их в такие вот экзистенциальные глубины. Кроме того, я нисколько не склонна к мистицизму, не верю в пророчества, откровения, прозрения - все нелогичное и неясное мой приземленный мозг сразу отметает. Экзальтация, полет в высшие миры, единения с неким невидимым нечто - для меня это симптомы для визита к психиатру, не иначе. И потому для меня сегодняшний праздник - 6 (19) августа, Преображение Господне - никакой роли не играет. Но он послужил лейтмотивом и символом моего любимейшего стихотворения, о котором я уже не раз упоминала, моем чуть ли не alter ego - пастернаковском "Августе"
С лета 2003 г. я, по примеру Ники, вела и веду дневник. Краткие ежедневные записи, раньше, когда мне было меньше лет, я больше читала, была более любознательна, более направлена вовне. Новости, новости, я поглощала их мегабайтами, все запоминала, все записывала - эпоху старалась отобразить. Потом записи стали более личными, такими же краткими, но почти сугубо личными. Но благодаря им года, дни, события запоминаются гораздо ярче. И вот приблизительно летом 2003 г.я впервые взяла в руки книгу "Доктор Живаго". РазумеетсЯ, я о ней слышала. Она мне не понравилась. Совершенно. Показалась скучной, надуманной,чересчур искусственной, вычурной и тяжелой для чтения. Мне не понравился язык, манера изложения. ВСё это было совершенно не мое. Книгу я кое-как прочитала-пролистала. Стихи в конце едва проглядела - мне хватило "Марта", лошади с трепыхающейся селезенкой и оврага, который бушует, "одурев". Всё. Этого тоже было достаточно. Я не люблю просторечия, грубости и примитивизма в стихах.
Зимой 2004 г. я вновь взялась за "Доктора Живаго". И снова прочитала его серединка на половинку. Я и сейчас не очень люблю этот роман, хотя считаю безусловно талантливым, выдающимся,великим произведением. Но теперь, в феврале 2004, появилось нечто другое - стихи. Мы учили в школе "ГАмлета", но "Гамлет" мне никогда не нравился. Все началось с "Осени" - ну, того самого, знаменитого "Я дал разъехаться домашним". Я ни черта в нем не поняла. Да я в смысл стиха после первого и даже после десятого прочтения никогда особенно не вникала. Главное - внутренняя гармония. Они звучали, лились и пели на одной ноте, одно слово цеплялось за другое, составляя вместе кристалл удивительной правильности и чистоты. А за этим стихотворением были другие, и был, наконец, он - Август. Да, он о жизни, о смерти, о том, что остается и есть вечного, а что бренно в нашей жизни, он про самого поэта, про его друзей, веру, жизнь и любовь (Прощайте, годы безвременщины" Простимся, бездне унижений бросающая вызов женщина. Я - поле твоего сраженья" - я тогда совершенно не понимала, что это, какие годы безвременщины, и женщина была для меня просто образом, а не белокурой Оленькой Ивинской, которая была с ним несмотря ни на что). Для меня были только слова и то, что они рождали, наваливаясь разом, взахлеб - силу, мощь, свет, краски., звуки, красоту, совершенство - всё это банальные слова! Не умею выразить. Просто будем наслаждаться
АВГУСТ
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.
С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.
В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:
«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.
Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения.
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.
С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.
В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:
«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.
Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения.
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».